Актриса Мария Биорк: Играя Сонечку Мармеладову, я поняла, что проституция – это вид социального рабства

Мария Биорк родилась в Северодвинске. Окончила ГМУ им. Гнесиных и ГИТИС. Служит в Театре Наций. Лауреат премии «Золотая маска» за роль Сони Мармеладовой в рок-опере «Преступление и наказание» режиссёра Андрея Кончаловского. Зритель знает актрису по ролям в таких фильмах и сериалах, как «Зимний путь», «Золотая рыбка», «Турбо», «Склифосовский» и др.

— Мария, не так давно в Театре Наций прошла шумная премьера спектакля «Борис Годунов». Действие исторической драмы Пушкина происходит в спортзале школы, Марина Мнишек там подрабатывает физруком, ваша героиня Рузя – поваром в школьной столовой… Чем ещё актуальна эта интерпретация знаменитой трагедии для современного зрителя?

— Драма Александра Сергеевича актуальна, на мой взгляд, во все времена. Бытует мнение, что раньше люди были «прекраснее, добрее». Что им не была свойственна жёсткая ирония, присущая нравам современности. Но выясняется, что это не так. К тому же всегда актуален потрясающий пушкинский стих, слог.  Рузанна – служанка Марины Мнишек, Пушкин определяет её в качестве голоса, который разъясняет зрителям распределение сил в «польской» части трагедии. Режиссёр Пётр Юрьевич Шерешевский, тонкий и интеллигентный питерский человек, решил сделать Рузю, как и многих других персонажей, такой усреднённой русской провинциалкой, у которой немного надежд подняться и изменить свою жизнь. И вот тут, благодаря нежданному приходу быдловатого самозванца и дружбе с ним, она может свой социальный статус как-то улучшить. Без всяких сантиментов и ложных ожиданий Рузанна помогает Марине Мнишек обаять «царевича Дмитрия» и поменять свою и её жизнь…

— Какое-то время назад вы столкнулись с ещё одной жёсткой интерпретацией русской классики, сыграв Сонечку Мармеладову в рок-опере Андрея Кончаловского «Преступление и наказание».  Какие у вас отношения сложились с Андреем Сергеевичем? Чем ваша Соня отличается от многих других, сыгранных в разные эпохи и при других обстоятельствах?

 — Андрей Сергеевич – это планета, со своим гигантским магнетическим полем, притяжением, со своими сателлитами. Человек такого масштаба и такой энергии, что в ней хочется находиться всё время. Никого умнее, точнее и глубже я никогда не встречала. И работать с Кончаловским – невероятное удовольствие, у него всегда есть предощущение того, как должно быть, если даже у него нет готового решения сцены прямо сейчас.

  Андрей Сергеевич перенёс действие в 90-е годы XX века. А XIX век у нас возникал как сон – сны Раскольникова, например, возвращали зрителя в то далёкое прошлое. Соня 90-х – это не та кроткая овечка, которая написана Достоевским и которая приносит себя в жертву, идёт на панель из-за нужды и ради семьи. Нет, эта мотивация осталась, но, по версии Кончаловского, Соня – загнанный зверёк, готовая растерзать любого, кто хочет посягнуть на её независимость. Такой пример из жизни. У меня был огромный пёс, настоящий кошкодав. Когда он замечал кошку, он не мог сдержаться, догонял и давил её.

— Однако!

— Но вот однажды мой пёс увидел котёнка, похожего на комарика. Там масштаб между ними был один к десяти. И вот он бежит к котёнку, пытается его проглотить, и вдруг это худенькое существо на тонюсеньких ножках, не знающее, что гигантских собак надо бояться, начинает так яростно отбиваться, что мой кошкодав отступает и бежит домой, плача, с расцарапанным носом… Вот примерно такую Соню Мармеладову, мокрую, облезлую, я играла в нашей версии «Преступления и наказания».

— Я прочитал в одном из ваших интервью, что вы не понимаете девушек, которые сейчас идут на панель. У них нет такой мотивации, как у Сонечки?

— Я была очень юна, когда так говорила. Сейчас всё пересмотрела. Когда спектакль рождался, я живо интересовалась у знакомых, как девушки попадают в проституцию, что с ними происходит. Понятно,  какие-то крайние жизненные обстоятельства, но хотелось понять психологию. Но как-то не особо много мне посоветовали, в нашей стране тогда практически не было исследований на эту тему. Позже исследования появились, и в большинстве делался такой вывод: проституция – это вид социального рабства. Кажущийся выбор на самом деле выбором не является. Никто не рождается с мечтой – вот вырасту и пойду зарабатывать своим телом. Это сложно себе представить. Скорее всего, женщину вовлекают в это занятие. Ведь основные «выгодополучатели» от проституции – мужчины. Сутенёры, правоохранители, клиенты. Важную роль здесь играет отсутствие у девушки любящих родителей, хорошего образования. Какие-то насильственные сексуальные действия, приводящие к диссоциации со своим телом, когда девушка начинает воспринимать тело просто как инструмент для зарабатывания денег. Это серьёзная патология. Даже если элитная эскортница говорит, что ей нравится её занятие, она купается в деньгах, то всё равно это может привести к самым негативным долгосрочным последствиям: алкоголизму, наркотикам, болезням, суициду, криминалу.

— Глубоко вы копаете, готовясь к роли, это делает вам честь!

— Школа Андрея Сергеевича Кончаловского, он очень требовательный режиссёр и человек. И это заставляет тебя ничего не бояться.

— Кстати, а какие у вас в жизни есть страхи? Может, какие-то удалось преодолеть?

— Страх высоты. Я страшно боюсь, даже когда поднимаюсь по ступенькам на стремянку, смотрю вниз — и сразу голова кругом!.. Но вот я играла в спектакле «Принцесса цирка» графиню Феодору Вердье. Спектакль реально цирковой, там настоящие артисты делают трюки, поднимаются под купол. Например, исполняется знаменитый номер со стульями — это когда акробат забирается на высокую конструкцию из стульев, которую создают на глазах у зрителя, и на самом верху становится в свечку: на вытянутой руке, вверх ногами. А я ходила по людям.

— В каком смысле?

— Ты поднимаешься по людям, как по лестнице. Сначала становишься на руку, на спину, а в конце на плечи. При этом исполняешь арию, а потом падаешь вниз… И вот я не могла это сделать около месяца, меня сковывал дичайший страх. И помогла Мария Александровна Швыдкая, режиссёр спектакля. Она так «запутала» меня, просто отвлекла, как ребёнка, что я один раз этот трюк всё-таки исполнила и поняла, что могу. А потом мне попалась статья про цирковых артистов, где я прочитала, что все верховые, те, кто работает под куполом, боятся высоты. Представляете? И что каждый раз это для них —  преодоление. Иногда они боятся настолько, что не могут выйти на арену. И не выходят. И то, что верховые, проводящие полжизни под куполом цирка, тоже боятся, меня очень поддержало. И с тех пор я стала меньше бояться высоты.

— Мария, вернёмся к Театру Наций. Какая роль вам там наиболее дорога? Какие у вас отношения с художественным руководителем театра Евгением Мироновым?

— У нас с Евгением Витальевичем исключительно рабочие отношения, разумеется. Коллеги, ничего личного. К сожалению, нет ни одного спектакля, где бы мы вместе играли. Мой любимый спектакль, пожалуй, «Шведская спичка», который после 17 лет существования на сцене закрыли.

— Чем высокому начальству Чехов-то не угодил?

— Не в этом дело. Это один из первых спектаклей Театра Наций, он как раз открывал сцену в Петровском переулке. Мне посчастливилось туда попасть, меня привёл замечательный артист Павел Акимкин, я тогда ещё училась на втором курсе института. Можно сказать, что это спектакль мастерской Олега Кудряшова, потому что он был поставлен и сыгран его гениальными выпускниками. Тогда я и не подозревала, что Театр Наций станет такой серьёзной точкой на мировой театральной карте, что туда будут приезжать знаменитые режиссёры из многих стран и ставить выдающиеся спектакли. Всё это было совершенно не ясно. «Шведская спичка» — потрясающая вещь, одна из самых смешных, интересных по режиссёрской мысли, актёрскому исполнению. Сложилась нереальная команда, и до самого последнего дня этот спектакль собирал полные залы… Возвращаясь к вашему вопросу, «Шведской спичке» — 17 лет, он ставился на юных людей, ему требовалась какая-то новая редакция, вливания, новый взгляд. Но это не случилось — сняли. Может, когда-нибудь Театр Наций к этой замечательной постановке вернётся.

Источник: argumenti.ru