Русская инженерная школа: гении, выигрывающие войны и спасающие жизни

Вчера, 20 января 2024 года, вместо сладкого субботнего ничего-не-деланья, профессиональный долг погнал меня в подмосковное Лыткарино, на строгое режимное предприятие “Тураевское машиностроительное конструкторское бюро “Союз”, входящее в АО “Корпорация “Тактическое ракетное вооружение”. Тактические ракеты — это летательные устройства, которые поражают не очень далёкие цели, скажем, с самолёта подбить танк на земле или корабль на воде, и наоборот. С этим всё в России более-менее, даже скорее более, чем менее. Это предельно сложные устройства, наличие таких штук определяет технологическую, интеллектуальную, военную мощь державы. С этой точки зрения, Россия — номер один в мире, без преувеличений и ненужного патриотического апломба. Просто это факт.

Но не только ракеты определяют русский конструкторский гений, и русскую соображалку. Лет двадцать назад, одна весьма умная тётенька, проработавшая в ЮАР много лет, рассказывала такую историю. В одном южноафриканском подразделении международной горнорудной компании была такая должностная инструкция: “В случае технической неполадки обратитесь к супервайзеру (непосредственному начальнику — А.К.). Если он не сможет решить проблему, обратитесь к начальнику подразделения и технический отдел. Если они не могут решить проблему, обратитесь в головной офис в Йоханнесбурге или в Лондоне. Если там не смогут помочь, найдите русских — они все починят (find Russians they will fix it)”.

Так вот, по территории этого предприятия ехало странное устройство. Трактор — не трактор, квадроцикл — не квадроцикл, тележка с мотором — вроде не тележка, потому что на ней стоял автомобильный инжекторный двигатель от ВАЗ-2108, прямо сверху, прикрытый сеточкой. Я этот двигатель хорошо знаю, ибо ранние девяностые проездил на “восьмёрке”. Я спрашиваю у водителя: а что это за устройство? Он говорит: это каракат. Я такой: чего? Он отвечает: ну, это мы тут делаем, это такое самодвижущееся устройство, едет по любому бездорожью, плавает по воде, по болоту идёт как по шоссе, въезжает с воды на отвесный глиняный берег. Я говорю: не может быть, где это вы тут такое делаете, если не секрет? Он говорит: это как раз не секрет, пойдём покажу. Дядечка отвёл меня в какой-то старый цех, это оказалась бывшая аэродинамическая труба, где испытывалась, я так понял, на стендах тяга у реактивных ракетных двигателей. Теперь там был машиностроительный цех, который назывался “Лыткаринский завод самоходных машин”. Дядечка мне говорит — вот главный инженер, Сергей Зотов. Я в Зотова вцепился, говорю: доложите, дорогой товарищ, чем это вы тут занимаетесь, потому что я люблю автомобили и технику (а также оружие, женщин, спиртные напитки, лошадей, собак, котов и азартные игры, суббота же, настроение приподнятое — А.К.), но никогда ничего подобного не видел, даже в журнале “Техника — молодежи” про такое не читал, хотя был подписан, ибо мой отчим писал в него статьи по просьбе Захарченко, просидевшего полвека главредом этого лучшего в мире журнала для юных технических гениев.

И вот что мне рассказал Сергей Зотов, 32-летний русский инженер, который со своим отцом, тоже инженером Сергеем Зотовым-старшим, всё это дело придумал и разработал. Я изложу в пересказе, выделяя лишь суть, потому что технические подробности — они как раз в сути производимых изделий. Я изложу так, как я понял замысел и логику его воплощения.

Самоходное устройство, которое я видел, называется “Ангел”. Оно создано для эвакуации раненых с поля боя. Обычно как бывает? Солдата ранили, он лежит, к нему подползают либо санитары, либо товарищи. Надо его тащить, и на ком? На себе. Подлые бандеровские снайперы что делают? Подранят человека, чтоб он кричал и корчился от боли. Свои ребята к нему бегут помочь, снайпер их тоже кладёт.

С раненым на носилках санитары тоже далеко не убегут, эти подлюки стреляют в медбратьев. Выход один — закинуть его в быстроходное устройство, которое подбить сложно, и по газам. Но какое устройство? В Уазик-Буханку? Это лёгкая мишень, и не везде пройдёт, тем более, надо, допустим, нестись по пересеченной местности: через окопы, через брустверы, через пашню, ручьи, речушки, болота, переезжать через поваленные деревья, въезжать на крутые скользкие склоны, по глине или по мокрой траве. То есть солдатика надо как можно скорее вывезти с поля боя, но везти его не на чем. Появились бронеавтомобили тактической медицины “Линза” на базе КАМАЗовского “Тайфуна”. Отличное решение, но ведь это огромный бронированный грузовик, и тоже отличная мишень для пушки, дрона, гранатомёта, Джавелина или ПТУРа. И уж тем более легко поразить из этих орудий медицинский модуль “Бурлак”, он ещё больше “Тайфуна”. Не говоря уж о том, что на нынешнем театре военных действий всё кругом заминировано, причём противотанковыми минами в огромном количестве. И, помимо уязвимости для оружия такого мощного действия, эти медицинские машины очень дорогие, и долго делаются.

Вообще бронеавтомобили дорогие. Если считать в международных исчислениях, то российский бронеавтомобиль “Тайфун” предлагается на международных рынках за цену около миллиона долларов. Ну, допустим, он без вооружения, просто броня на колёсах, сколько он может стоить? Не меньше 100 тысяч долларов, скорее всего, тысяч двести-триста. Сколько стоит бронированный “Бурлак”? Наверно, около того же, ну точно в районе ста тысяч долларов. Для сравнения — американский бронированный медицинский комплекс M113A4 Armored Medical Evacuation Vehicle (AMEV) на базе самоходки Bradley стоит почти два с половиной миллиона долларов. При этом все эти транспортные средства рассчитаны на эвакуацию одного-двух тяжелораненых лежачих солдат, либо четырёх сидячих. Вся эта техника нуждается в дорогостоящем ремонте, обслуживании, запчастях. И в огромном количестве топлива.

А что же “Ангел”? А ничего. Буквально ничего не стоит, ничего не потребляет, и попасть в него невозможно — там не во что попадать, а даже если и попал из автомата в любой узел, то ничего ему не сделается. Вот простая логика — кто будет стрелять из Джавелина стоимостью в 200 тысяч долларов в странный механизм стоимостью меньше 5 тысяч долларов? Американские советники и так были в ярости, что украинские военные дорогими ракетами стреляют по копеечным объектам. И рачительные украинские военные десять раз подумают, чем стрелять в такое устройство — ведь Джавелин можно продать на чёрном рынке за 30-50 тысяч долларов, при том что официальная цена составляет 208-248 тысяч долларов. Упускать выгоду,, чтоб такой дорогой штукой добить и так выведенных из строя солдат? Всё-таки жлобская логика украинского прапорщика работает на спасение русских жизней.

Что касается точной стрельбы по движущейся по пересеченной местности мишени, то тут даже профессиональный снайпер не станет тратить патроны. Уже с двухсот метров с хорошей оптикой очень сложно попасть в подскакивающую на кочках мишень. Попадание в колесо? Ну и что? На “Ангеле” и всех изделиях этой линейки стоят кразовские специально облегчённые покрышки. Сделаны они таким образом, и так закреплены болтами на диске, что даже в спущенном состоянии на них можно ехать, покрышка не соскочит с диска. И, что невероятно важно, эта машина может спокойно наезжать на противотанковые мины — за счёт огромных и мягких покрышек удельная масса распределяется так, что минный взрыватель этого “Ангела” не почувствует. А вот УАЗ-Буханку, “Газель” и тем более “Линзу” на базе “Тайфуна” почувствует.

Уже загруженная тремя ранеными солдатами с их амуницией, скажем, весом триста килограмм, и с водителем, эта машина “Ангел” может плыть по реке со скоростью 5 километров в час, гребя собственными колёсами — протектор имеет такой рисунок, что работает как лопасти. При этом водитель не намочит ноги — колёса одновременно и поплавки, и гребные винты. В принципе, “Ангел” может принять на борт четырёх раненых (трое сверху на задней платформе на носилках поперек движения, один на носилках снизу, в коробе для амуниции, вдоль движения). Можно больше — либо ещё два сидячих раненых, либо два санитара как на запятках. На передней тягловой платформе сидит один водитель. Хотя обе платформы тягловые — от двигателя, стоящего спереди и приводящего в движение передние колёса, на заднюю ось тянется карданный вал, и усилия от 77-сильного ВАЗовского инжекторного двигателя, работающего на вседоступном 92-м бензине, распределяются на все четыре колеса. Между собой две платформы, как два вагончика, соединены мощным шарниром, то есть это гибкая во всех плоскостях сцепка. Это значит, что если передняя платформа может дать крен вниз и влево, задняя платформа даст крен вверх и вправо, и всё равно все четыре колеса будут стоять на грунте, и это устройство, эта платформа, названное создателями словом “каракат”, будет ехать и не опрокинется. Аналогов таким самодижущимся по земле, по воде, по склонам и непролазной грязюке механизмам нигде больше в мире нет. И устройство это лёгкое, 850 килограмм, при том, что масса ВАЗ-2109 или ВАЗ-2108, откуда взяты двигатель и коробка передач, весят больше тонны (в скобках отметим, что на каракат устанавливают редукторы, повышающие силу тяги при понижении оборотов, что даёт буквально тракторно-бульдозерную мощь при необходимости куда-то заехать или выехать).

И, что ещё весьма ценно, двигатель можно отремонтировать или полностью заменить за час в любой деревне, главное — найти там “восьмёрку” или “девятку” как донора запчастей. Ломаться в этом устройстве, по большому принципу, нечему — нет электроники, нет даже никаких электрических разводок, кроме подачи напряжения от аккумулятора к стартеру, и к самым необходимым приборам — датчикам температуры двигателя, давления масла и уровню топлива в бензобаке. Даже нет фар, потому что они не нужны. Для езды ночью военный водитель надевает прибор ночного видения. Единственное, к чему ещё подаётся электричество — это к лебёдке. Она нужна для случаев, если надо кого-то оттащить издалека с линии огня — подполз, зацепил раненого за ремень или что-нибудь, и дал команду — тащите его в кусты, в укрытие, а сам пополз спасать другого. Или же лебёдкой можно вытащить самого “Ангела”, когда нужно выехать из речки на крутой обрывистый глиняный берег, а глина под колесами сползает пластами. Тут к любому дереву или вбитому в землю колу тросом зацепился, и вытащился лебёдкой на почти отвесную кручу.

Я слушал Зотова и диву давался. Эти простые русские ребята придумали абсолютно революционное транспортное средство, которое может стать таким же национальным брендом и достоянием, как автомат Калашникова, водка, матрёшка и балалайка. Я догадался, почему они называют это “каракатом”, логика понятна — каракатица и ползает по дну, и плавает, и спасается от врагов, выпуская чернильное облако. Но, если бы я такое делал, я бы назвал изделие “Зотов”, по имени инженеров. У нас есть и Туполевы, и Илюшины, и Мили, и Камовы, и Лавочкины, и Поликарповы, и тульский Токарев, Пистолет-Пулемёт Шпагина, и Макаров, Снайперская винтовка Драгунова, и Снайперские винтовки Лобаева. С моей точки зрения, это какая-то чрезмерная русская скромность и деликатность, нежелание выпячиваться. Вот почему так Т-34 не назвали “Котом” или “Кошкой”, хотя конструктор Михаил Кошкин заслужил абсолютное право быть увековеченным в названии своего легендарного изделия? У тех “Леопарды”, “Пантеры” и “Тигры”, а у нас скромный “Кот”, который порвал их всех. Неправильно, когда Родина не знает своих героев. На кого детям ориентироваться? На блогеров и мажоров? Тогда кранты нашей супердержаве. Но я промолчал, не стал смущать хорошего скромного человека.

Я спрашиваю у Зотова: а чего ваши изделия стоят так дёшево, порой меньше полумиллиона, вы ж ничего не зарабатываете? Он ответил следующее. Во-первых, всё делается из отечественных комплектующих. У нас железо лучше китайского, дешевле китайского, толще китайского. Для значительной номенклатуры изделий толстое железо и значительный вес является преимуществом, например, для малой коммунальной, строительной или погрузочной техники, которую мы тоже делаем. Ведь на многие китайские изделия ставятся дополнительные веса, чтоб она не опрокидывалась. Нам этого не требуется. Практически все комплектующие — отечественные. Только в крайнем случае, когда просто какая-то продукция уже не производится в России, мы покупаем иностранное, из дружественных стран. Во-вторых, у нас отлажено производство. Все ребята, которые у нас работают, это двадцать пять — тридцать человек на производстве, и ещё несколько инженеров, очень толковые, рукастые, смекалистые, это нормальные русские люди, и это по-настоящему правильные люди. К нам приезжают работать ребята из Нижнего, из Арзамаса, из центральной России. И они в самом деле работают, они любят делать то, чем занимаются. Поэтому у нас хоть и стапельное, не конвейерное производство, но цикл очень быстрый — от приехавшего железа до выхода полностью готового изделия проходит три дня. В–третьих, у нас всё оборудование — своё. Мы сами режем металл, сами варим, сами красим, сами делаем множество деталей. Мы можем использовать какие-то бэушные агрегаты — мы их полностью разбираем, меняем изношенные части, восстанавливаем до состояния новых. Но это обходится заказчику в три раза дешевле. В-четвёртых, у нас нет расходов больших на маркетинг и рекламу. У нас специфические ниши, и очень низкие цены. Например, мы делаем прицепы на колёсах, такие двуспальные капсулы с полкой для маленьких детей, там ещё есть кухонька с рукомойником, дизель-генератором, плитой. Они полностью сертифицированы. Так у нас они в готовом виде стоят 290 тысяч рублей, в качестве комплекта “собери сам” — 190 тысяч рублей. У нас всё, даже погрузчики, снегоуборочные и подметальные машины, стоят в два раза дешевле китайских. В-пятых, деньги, конечно, очень хорошо, но не они для нас главное. Мы живём механизмами, мы любим это дело, для нас это огромное удовольствие, я с детства хотел быть только инженером, как отец. И вот мы придумали эти платформы, из которых получаются как каракаты вроде “Ангела”, так и другие самодвижущиеся механизмы, на которые можно устанавливать любое оборудование — хоть погрузчик, хоть кран, хоть бетономешалку, хоть бур. Дайте нам чертёж — через три дня будет готово. Если просто дадите картинку, чтоб сделали по этой картинке, то за пять дней сделаем: два уйдут на превращение пожелания в чертежи и технологический процесс, а три на саму работу. В принципе, мы можем делать и мотоциклы дешевые и надёжные, сами можем варить рамы, и даже можем делать автомобили. Мы всё умеем, у нас же русская инженерная школа. Я мечтаю что когда-либо из нашей, по сути, мастерской, цеха, вырастет новый машиностроительный концерн, равных которому не будет в мире, и которым Родина и мы сможем гордиться. А сейчас задача — спасать жизни, потому что солдаты — это мужики, чьи-то сыновья, мужья и отцы. Это соль нашей земли, это самая большая ценность — наши русские мужики, и я, как промышленник, очень остро чувствую, как нам их не хватает, и делаем всё, чтоб они жили на радость своим семьям и своей стране.

Источник: argumenti.ru