Александр Проханов: «Есть у меня еще одна мечта»

Когда 35 лет назад Александр Андреевич Проханов у себя на квартире знакомил меня с украинскими кинематографистами киевской киностудии им. Довженко, никто из нас даже в кошмарном сне не мог себе представить трагедию сегодняшнего дня: братоубийственную войну. Наши умы занимала тогда афганская война, одна общая боль, которая была близка к завершению.Мы строили смелые творческие планы, обсуждая оптимистичные сценарии будущего, даже не догадываясь, что через пару лет исчезнет огромная страна СССР, объединявшая народы. Сегодня мы снова говорим с Александром Андреевичем о войне и мире, о причинах трагедии и русской мечте.

— Александр Андреевич, в качестве военного корреспондента Вы побывали на 16 войнах. Наиболее длительным периодом стал Афганистан. Чем он Вам запомнился?

— Афганистан – это одна из самых мощных страниц моей жизни. Я нашел там много прекрасных друзей. А сколько непередаваемых волнений и переживаний было. Они нашли отражение в моем творчестве. Опыт военкора научил меня писать романы, кстати, не только военные.

— Ваш первый роман об афганской войне «Дерево в центре Кабула» – первое художественное произведение, доносившее жестокую правду о войне в условиях тотальной цензуры.

— «Дерево в центре Кабула» – очень умеренная книга. Это первая книга об Афганистане. Она не была столь откровенной. Война дана там сквозь розовые очки. Там не было потрясающей правды. А вот во второй книге «Третий тост», сборнике рассказов, вышедшей после вывода войск, я представил лик этой войны, так как он мне открылся.

— Однажды в Москве впервые встретились вчерашние противники, или, говоря по-военному, враги. Ветераны Вьетнама из США и ветераны Афганистана из Советского Союза. Он тогда еще существовал. Это был мирный диалог солдат, выполнивших свой воинский долг. Молодым советским ветеранам пришлось долго подбирать слова, чтобы описать свое состояние после войны. Я подкинул слово «синдром». «Синдром войны». «Вьетнамцы» оживились. Им было хорошо знакомо такое понятие. По – научному, «посттравматический синдром». Наверняка оно знакомо и Вам. Вы, военный корреспондент, обращались когда-нибудь за помощью к психологам?

— Я сам был психологом. Ко мне многие обращались за помощью. Моей же психотерапией были мои романы.

— Но ведь у воевавших людей был посттравматический синдром. И многим ветеранам требовалась психологическая помощь.

— Больше всего они нуждались в ней по возвращению домой. Когда, например, одна часть афганцев, погрузившись на бронетранспортеры, попала в центре Москвы в плен к другим афганцам, и тем и другим понадобились психологи. Главная драма этой войны началась после ее окончания. Афганцы, которые воевали вместе и должны были образовать афганское братство стали убивать друг друга, взрывать на кладбищах. Афганская война была неназванной, войной двоемыслия. Афганцы уходили на войну из одной страны, а возвращались в другую. Произошла трансформация представлений. Вместо цветов, приветствия Президента страны 40 армию встречали в лучшем случае немотой, а в худшем случае называли палачами, предателями. Вот это была драма, которая действительно требовала помощи психологов.

— Один из лидеров — афганцев передал мне слова одного высокопоставленного лица: «Вас, афганцев, посчитали и прологарифмировали в 1991 году». В том самом роковом для всех нас и для нашей Родины. После развала страны начались известные драматические события – криминальные войны. Вчерашние братья по оружию, по сути, товарищи по несчастью, были вовлечены в них, оказываясь по разные стороны баррикад.

— Все началось с перестройки. С горбачевской власти предательской. Власть изменила своим идеалам, передала управление страной в чужие руки. Советская армия после Афганистана потерпела первое свое поражение, когда без единого выстрела ее вышвырнули из Европы, а нашим солдатам показывали кукиш. Наша Армия была разгромлена не на полях сражений, а в министерских кабинетах и в кремлевской резиденции Горбачева. Этот удел постиг и 40 армию. Армия была брошена на подавление внутренних конфликтов, таких, как алма-атинские, ферганские, вильнюсские и другие события.

— Умного и мотивированного врага нельзя недооценивать. Мне кажется, что в глобальной войне, которую Запад развязал против России, первая их победа была на информационном поле. Идеолог — антисоветчик Бжезинский вкупе с политтехнологами — милитаристами написал когда-то стратегию уничтожения СССР. Очень грамотно написал. Американцы четко следовали ей и добились своего. И пошли дальше, продолжая развивать стратегию уничтожения Русского мира.

— Информационное поле, о котором Вы говорите, формировалось здесь, внутри страны. Была целая технология создания антисоветского лобби журналистов. Такие издания как «Огонек», «Московские новости». Они получили директиву от члена ЦК Александра Яковлева уничтожать советские ценности. Американская доктрина по уничтожению СССР была воспринята и приводилась в действие нашими советским предателями.

— В нашей стране в полку ветеранов снова прибывает. Как избежать выраженного противостояния этой части населения с другой частью, антивоенной? Как не допустить внутренней войны? Ведь этого хотят враги России.

— Как не допустить? Поздно. Война уже идет. Мы опоздали со своим намерениями воспрепятствовать этому. Она случилась и приобретает все новые и новые формы и прекратить ее пока невозможно. Она является глубинной. Нас убеждают, что наше общество консолидировано. Ничего подобного. Оно наполнено огромным количеством противоречий, которые десятилетиями не решаются. Взять Украину. Что это: война всего нашего народа с супостатом Европой? Эта война открыла одно из глубинных противоречий сегодняшней России. Одна часть населения наживается на этой войне, шикует в ресторанах, а другая кладет там головы. Эта драма пагубно сказывается на сегодняшнем и завтрашнем состоянии нашего общества.

— Этой драме не один десяток лет. Я невольно вспоминаю документальный фильм Сергея Говорухина, сына Станислава Говорухина «Прокляты и забыты» о первой Чеченской войне. Фильм так и не вышел к массовому зрителю. А в нем-то как раз хорошо проиллюстрирована эта драма: одни деньги считают, другие – гробы.

— Там еще сложнее было. Там одна часть общества, именуемая советской или российской армией, воевала с боевиками, а в спину им стреляли не только боевики, а еще и телеканалы Гусинского и Березовского. Страшная ситуация.

— Кто-то с опаской, а кто-то с нетерпением ждет возвращения с войны защитников России, надеясь, что их приход что-то изменит в стране. Какое влияние на общество они могут оказать?

— Все будет зависеть от того, как закончится война. Если она обернется поражением и наша политика будет названа преступной — наших воинов назовут палачами советского народа. Какая-то часть общества действительно живет ожиданием: а вдруг все изменится, все вернется вспять. Прозападная политика, прозападная мораль. И на это указывает масса симптомов. Если солдаты вернутся с войны с победой, задачи, поставленные президентом Путиным, будут выполнены, если на Украине не останется ни одной натовской структуры, а на их месте будут стоять наши войска – в обществе изменится настрой, и можно будет говорить о развитии. Если нас остановят на полпути, мы оставим под Украиной Харьков, Одессу, Днепропетровск, Николаев – это будет катастрофа. В послевоенной Украине снова возникнет прозападный плацдарм.
Нам хочется верить, что солдаты вернутся героями, исполненными патриотических сил, отодвинут тех, кто жировал и наживался на войне. Они придут в Думу, станут сенаторами, политиками нового времени. Этого можно желать, но думать, что все так и будет – наивно.

— Так, значит, нам нужна одна победа. Чего нам не хватает сегодня для победы над коллективным врагом?

— Чего может не хватать стране, потерявшей союзников и ставшей подранком, оторванным от мира и обобранным? Нам всего не хватает. Нам не хватает оружия, беспилотников, бронежилетов, опытных командиров, крепких хозяйственников, патриотических журналистов на телевидении. Чудо, что мы находим в себе силы давать отпор врагам. Что мы выдерживаем натиск. Мы – подкова, которую трудно согнуть. В нас есть глубинное русское упорство, неистовство, которое доводит русского человека до истерики, и мы рвем на своей груди тельняшку и идем на пулеметы.
Сегодня Россия ведет смертельную войну и об этой войне знает в лучшем случае 10% населения, а остальные 90% даже не догадываются.

— Почему так происходит? Информация не доходит до населения, или люди ее не считывают, им это не нужно?

— Это такая политика – поставить мембрану между войной и реальностью. Создать иллюзию стабильности, иллюзию крепости. Война, которая ушла туда – о ней говорят облегченно. Как у нас представляют героев? Мы не знаем их в лицо. Где писатели, которые создали удивительные рассказы, где художники, пишущие картины с этими героями? А что мы видим? Повторюсь, нам всего не хватает. Как всегда мы ведем войну с недостатком. А у них есть все: техника, людские ресурсы и самое главное – сатанинская изощренная форма воздействия на всех нас. Они еще в 1991 году заложили такие мины в нашу систему. Вы думаете: они ушли? Они есть везде: в министерствах и ведомствах, в республиках и регионах.

— Можно впадать в неистовство, рвать тельняшки на груди. Но всему есть предел. Сдюжит ли народ-победитель? Когда силы неравные остается надеяться на мужество и героизм наших воинов, и очередное спасительное чудо.

— В этой войне нас спасет русская одержимость, сила духа, способность русских сопротивляться и русское чудо. Русский победный код «чудо». В нашей истории государство, неоднократно попранное и разоренное, воскрешалось и становилось еще сильнее. И после 1991 года мы снова воскресли. Сохранили государство. Это тоже чудо.
Русский народ умный, деятельный, трудолюбивый и самый осторожный и хитрый. Потому что если бы он был другим, его давно бы раздавили, съели, сожрали. Он умудрялся выживать в чудовищных условиях. Он сам выживает и других прикрывает своим крылом. Он создал многонациональное, многокультурное небывалое государство – цивилизацию, как недавно сказал Путин. Самая стойкая часть народа сберегла наши духовно-нравственные ценности, среди которых беззаветная любовь к Родине, православная вера, забота о ближних.

— Для консолидации общества нужна объединяющая идея, доступная и понятная всем. Национальная идея на основе наших национальных и общечеловеческих ценностей. Существует много версий, как она должна звучать. Как ее представляют члены Изборского клуба, и в частности Вы, как руководитель клуба?

— Можно придумать машину. А национальная идея вырабатывается огромными усилиями. Она подслушивается. Слушаем голоса и шепоты родной истории. Берем из прошлого все: и хорошее и плохое. Думаем, анализируем. Смотрим, какие идеалы исповедовали наши предки. Оказывается, что во все века от язычества к большевизму русский народ исповедовал одну главную идею — создание идеального справедливого общества, идеального государства. Общества, где нет насилия, лжи, нет одураченных и бедняков. Об этом мечтали и Киевско-Печерские старцы и первые большевики. Это великая мечта. Это и есть суть национальной идеи. В разные века ее выражали русские мыслители, словесники. Эта мечта помогала русским одерживать победы, строить храмы, города, дороги.

— Ельцинская конституция отменила государственную идеологию. Не пора ли ее вернуть? Мечта — то есть, и очень хорошая. Но без идеологии нам не построить сильного государства, не вернуть утраченные позиции.

— Воплотить эту мечту прямо сейчас – увы, не получится. Само государство еще вчера было прозападным, проамериканским. Оно напичкано американистами. В начале 90-ых государство зашло в тупик. И сейчас пытается выбраться из него. Взаимодействие тех, кто сегодня работает над восстановлением глубинных русских смыслов и тех, кто вырабатывает идеи для государства очень сложное. В государстве есть наследники другой идеологии — разрушительной. Есть неприкасаемые фигуры вроде Ельцина. Идет невидимая миру брань за влияние на общество, на умы людей. Битва цивилизаций.

— Мы часто представляем в газете настоящих героев Донбасса. То, что многие из них делают каждый день, можно без преувеличения назвать подвигом. Вы проехали по Новороссии, делясь мечтой с ее жителями. Как можно охарактеризовать эту часть Русского мира?

— Люди в Донбассе более русские, чем мы здесь в центре России. Они защищают русский мир самозабвенно, бесстрашно, божественно. Так как мы фактически перестали сражаться, Россия переместилась из Москвы и Сталинграда в Донецк, в Луганск. Мое творчество подтверждает эту истину. Я был в Донбассе в 1914, 1915 годах. Я написал роман «Убийство городов». По нему снят фильм. Его покажут в феврале, марте. Эта война, ополченцы породили во мне огромные переживания. И я написал еще цикл стихов, некоторые из них стали песнями. А композитор Александр Агеев написал рок-оперу на мои стихи и она идет сейчас в театрах во многих городах.

— Вы когда-то сказали: Мне бы еще лет сто, я бы их потратил не на то, чтобы жить опять полноценной жизнью, а на то, чтоб медленно, превратившись в респектабельного описателя, сидеть и извлекать пинцетом осколки прошлого и создавать из них целые миры». А вместо этого Вы вынуждены сегодня извлекать осколки настоящего из кровавых ран Родины. Вы же русский человек и не можете оставаться в стороне от судьбоносных драматических событий. Значит, будете описывать их. Позвольте пожелать Вам здоровья еще на сто лет, чтобы Вы смогли реализовать свою творческую мечту.

— Спасибо, Игорь, за пожелание. Спасибо, что напомнили про Афганистан. Одно из моих больших желаний, можно сказать, мечта, – оказаться вдруг на горячем кипящем афганском солнце, пройтись вдоль ослепительно серого дувала, за которым не видно домов. И вдруг на углу увидеть узорчатую маленькую клетку с птичкой. Афганцы любили вешать такие клетки. Внезапно налетит вкуснейший дым с горной сосной арча. Испытать снова эти переживания, увидеть знакомые с той памятной поры пейзажи – вот бы что мне хотелось. Но, увы, вряд ли придется.

Источник: argumenti.ru