Тридцать лет и два года: августовский путч 1991-го глазами тогдашнего ребёнка

Когда грянул август 1991 года, я была без пяти минут первоклассницей и очень смеялась, когда впервые услышала слово «путч». Мне оно напоминало звук лопнувшего воздушного шарика: эдак с присвистом, шипением – «пут-ч-ч-ч…» — и всё, нет шарика. Очень смешно. 

О том, что в те дни лопнуло кое-что посерьёзнее шарика, я узнала потом, много лет спустя. А тогда я не только смеялась над словом «путч», но очень злилась, потому что, как выяснилось, новые туфельки к первому сентября у меня не появятся. За ними планировалось ехать в Москву из нашего подмосковного городка, потому что у нас тогда нельзя было купить даже домашние тапочки. И мама уже собралась, и выбрала день, и вдруг – «там танки, ну куда я поеду?». И не поехала. И пришлось идти в школу в старых садовских сандаликах с отрезанными мысами, потому что они были уже маловаты. А других не было и взять было негде. 

Тогда это казалось совершенно нормальным. Ну да, мама и папа каждые выходные мотаются в Москву, но зато привозят очень много вкусного. И вообще источник всего хорошего – это либо Москва, либо таинственное «по блату», которое произносилось с неизменным придыханием. А еще была очередь к мойке с грязными тарелками в садике, которая называлась «за колбасой», и все громко над этим хохотали. Мир был понятным и ясным, и дяденька с пятном на лысине, мелькавший в телевизоре, был привычной частью пейзажа. А тут дяденька из этого самого телевизора куда-то пропал, там мелькают совершено другие дяденьки, и лица у них серые, а потом показывают, как у кого-то трясутся руки. А потом показывают танки на улицах, и гибкое детское сознание, как ни странно, тоже воспринимает их как должное – ну, танки и танки. И только по лицу мамы, по интонациям (смысла я тогда, понятно, не понимала) её разговоров с соседями я, как зверёк, нутром считывала смутную, непонятную мне тревогу. Становилось неуютно, но всегда можно было отвлечься на перебирание школьных принадлежностей в новеньком чёрном портфеле. 

Тогда я не знала и знать не могла, что дяденьки в телевизоре, с трясущимися руками, в тот момент, сами того не понимая, давали старт реальности, в которой сейчас я, почти сорокалетняя, ращу своих троих детей. В этой реальности я могу купить десять разных пар туфелек своей дочери в трёх разных магазинах возле дома, слово «блат» в качестве источника абсолютно всех благ кануло в историю, а что такое «очередь за колбасой» — мои дети просто не поймут. Но всю свою взрослую жизнь, начиная с юности, я не могу отделаться от ощущения, что дяденьки вместе с блатом и очередями убили что-то очень важное. Что именно – высказать словами очень сложно. Но старые книги, старые фильмы, да и просто воспоминания пожилых родственников и знакомых это ощущение только усиливают. 

Те дяденьки – почти в полном составе – уже довольно давно пребывают где-то там, где реален Рай настоящий.

Надеюсь, с них там за всё спросили.

Источник: argumenti.ru