Рейтинг ТОП-10 модельеров: буйство гормонов, упакованных в высокие материи

“Встретили по одёжке. Проводили тоже плохо.” В этой очень остроумной интерпретации народной мудрости, что встречают по одёжке, а провожают соответственно уму, от шутки ничего нет — покойный Жванецкий ухватил самую суть, можно сказать, бакулюм всей индустрии моды — стремление человека создать о себе благоприятное впечатление. Но как устроена эта индустрия и кто лидеры отрасли, чей оборот составляет полтора триллиона долларов в год, уступая лишь нефтегазу, энергетике и пищевой промышленности?

Одежда давно не играет утилитарной функции — защищать тело от окружающей среды. Эта функция сохраняется, но не она главная. Иначе бы все ходили в телогрейках, холщовых портках и чунях, как в Китае при Мао. Одежда стала индикатором, знаком принадлежности к определенной социальной страте. По внешнему виду человека намётанный глаз сразу определяет: кто, откуда, где и зачем. Ошибиться можно, но нечасто. Миллиардер Ингвар Кампрад, основатель ИКЕА, ходил как обсчитавшийся бухгалтер; опытные понторезы, не имея ни копейки за душой, могут ненадолго произвести выгодное впечатление принадлежности к слою фондодержателей.

Представление о модельере как о художнике, передающемуся своим фантазиям в мастерской и кроящем ткани и кружева как Бог на душу положат, не имеют под собой никаких оснований уже последние лет семьдесят. Как все состоявшиеся художники встроены в систему производства искусства, состоящую из кураторов, галеристов, критиков, музеев, коллекционеров, так и модельер встроен в жёсткую конструкцию индустрии по создания одежды, обуви, аксессуаров, предметов интерьера и парфюмерии с косметикой. Как же оно устроено, это царство красотищи?

Мало кто знает реальное устройство мира красоты, шика, гламура и глянца. А устроено это, если схематично, следующим образом. Есть несколько серьёзных тренд-агентств, о существовании которых общественность даже не подозревает. Там сидят очень чувствительные люди — социологи, маркетологи, и специалисты, которым даже нет названия. И они ловят тренды. Отовсюду. Они смотрят, что носят люди, что покупают в концепт-сторах, как сочетают вещи меж собою, какие предпочитают цветовые гаммы, вычисляют, кто из деятелей шоу-бизнеса или поп-культуры наиболее популярен для подражания, какие именно детали его облика молодёжь копирует. В конце концов, после всестороннего исследования и обмозговывания тысяч различных трендов и факторов, тренд-агентства готовят альбомы — там содержатся прогнозы и рекомендации, что будет модно в грядущих сезонах. Холдинги, владеющие модными домами, и сами модные дома, и текстильные корпорации, и обувные фабрики, и парфюмерно-косметические производители, и рекламные агентства, и маркетинговые отделы розничных сетей, и оптовые дистрибьюторы приобретают эти альбомы и на основании этих рекомендаций начинают готовиться к сезону.

Сделайте им красиво

Модные дома заказывают ткани, фурнитуру, а текстильные и галантерейные производители начинают красить ткани и кожи в ожидаемо модные цвета, выдавать предполагаемо модные фактуры и расцветки. В подготовке к новым веяниям моды задействованы десятки тысяч или даже сотни тысяч людей. Дизайнеры одежды начинают делать эскизы, которые доделываются профессиональными художникам, а те уже вместе с конструкторами и закройщиками создают модели для будущих коллекций. Создаются технологические карты производства по каждому наименованию изделия, которое пойдёт (а может и не пойти) в производство. Ведь для каждого размера нужны свои лекала, надо заранее учесть особенности посадки изделия по фигурам разных типов.

Модный дом готовит показ. Это очень затратное мероприятие. То, что для зрителей — праздник красоты на полчаса, для десятков или сотен талантливых людей есть непредсказуемый результат нескольких месяцев адского труда в авральном режиме. На показе сидят не случайные люди, а лица, принимающие решения, либо влияющие на принятие решений. И также самые почётные гости — верные клиенты модного дома, которые оставляют десятки и сотни тысяч долларов в год. В передних рядах сидят главреды и редактора отделов моды ведущих глянцевых журналов, за ними сидят байеры (закупщики) и представители сетевой розницы, журналисты, пишущие и снимающие материалы о моде, рекламщики, и все разбавлено клиентелой по ранжиру. Все эти люди крайне важны. Байеры и представители торговых сетей прогнозируют объём закупок приглянувшихся моделей, представители рекламных агентств дают оценки рекламного бюджета для продвижения коллекции данного сезона, журналистам даётся пища для новостей, а клиентела сразу требует отложить понравившиеся изделия. То есть показ коллекции имеет своим следствием примерную оценку затрат и доходов на грядущий сезон. Исходить же приходится исключительно из бюджета, которого почти всегда не хватает и концы с концами не сходятся.

После показа происходит оценка результатов и передача заказов на фабрики. Свои ателье делают только кутюр — изделия исключительной талантливости, трудоёмкости и красоты, вещи реально музейного уровня, которые могут себе позволить лишь несколько сотен женщин на планете. Считается, что устойчивый круг платёжеспособных потребительниц кутюра — около 200 дам на всей Земле. Это тёти из США, Китая (прежде всего Гонконга), России, немного из Европы, Японии и арабских стран. Это дамы из общества джет-сеттеров, то есть тех, кто пользуется своими частными самолётами для посещения вечеринок, и не пользуется авиалиниями общего пользования. Кутюр очень дорог в производстве, не всегда окупается впрямую, но он задаёт уровень модного дома. Это как живые срезанные цветы в сортире — вроде бы, бесполезно, но сразу понимаешь, что справляешь нужду у людей не просто высшего класса, но и высшего сорта. Так вот, фабрики отшивают коллекцию, и оттуда она расходится по люксовым магазинам, бутикам, корнерам. Глянцевые журналы начинают массированные рекламные кампании; PR-агентства трудятся, не покладая языка и клавиатуры, устраивая различные интервью и промоушен-мероприятия, уговаривая разных селебрити появиться в одежде от модного дома на какой-нибудь красной дорожке. Расчёт сделан на то, что в журналах для широких народных масс какая-то толстая и неухоженная тётя, у которой муж приносит мало денег, обратит рассеянное внимание знаменитую певичку или актерку в платье от кутюрье, потом увидит в магазине доступный ей по деньгам флакончик духов со знакомым именем и купит его. Приобщится к миру дольче вита таким вот простецким и дешёвым образом. Вот такая политика и приносит самый значительный доход модной индустрии. Потому что в реальности её произведения доступны очень немногим.

Джеймс Бонд — понторез и нищеброд?

Джеймс Бонд — это олицетворение элегантности и умения жить красиво. Он всегда одет с иголочки, у него безупречные костюмы и смокинги, обувь, аксессуары, часы Омега или Ролекс, ездит на Астон Мартине. А может ли он себе это всё позволить? Если знать поднаготную жизни на Западе, то создаётся твёрдое убеждение, что он подворовывает из секретных фондов МИ6. Он ведь коммандер королевских ВМС, что соответствует капитану второго ранга или подполковнику. С учётом его выслуги лет, его зарплата около 100 тысяч фунтов. Эта зарплата облагается 40-процентным налогом. Остаётся на жизнь 60 тысяч фунтов в год, 5000 фунтов в месяц, это 6000 долларов по современному соотношению валют. А сколько стоит костюм от Тома Форда или Бриони? От 4500 тысяч долларов. Рубашки — по 600 долларов. Галстуки — по 250 долларов. Ботинки — от 1000 долларов. Пальто — от 5000 долларов. Смокинг — от 5500 долларов. Часы Ролекс Ойстер, самые простые — 6500 долларов, часы Омега — от 4000 долларов. Костюмов у Бонда много, он ходит по ресторанам и казино. Значит, либо он живет под мостом и доедает объедки в Макдональдсе, либо точно тырит бабло у британского налогоплательщика, который и так живёт с зубами на полке. Потому что снять квартиру в приличном месте Лондона, платить за коммуналку — это уже за пределами финансовых возможностей кавторанга королевских военных моряков. А Астон Мартин, разумеется, казённый. Кто ж такому нищеброду как Джеймс Бонд одобрит ссуду на автомобиль стоимостью 170 тысяч долларов? Лада Калина в экспортном исполнении — вот его посильный финансовый выбор. А что? Я всю Англию и Шотландию объездил на ВАЗ-2104 с правым рулём. Едет же.

На самом деле, реальный Джеймс Бонд одевался бы в вечные вещи малоизвестных брендов, у него было бы несколько костюмов, сшитых на Севил-роу по его личным размерам, и несколько пар обуви, тоже пошитой на заказ. Он же принадлежит к шотландскому дворянству, воспитывался в интернате, как и вся британская аристократия, и ориентировался бы исключительно на вкусы своего класса, который ориентируется исключительно на себя. Ездил бы на какой-нибудь помойке типа старого Vauxhall, и не комплексовал бы нисколько. Это никак бы не умаляло его достоинства как служилого человека и никак бы не сказывалось на отношении к нему более состоятельных собратьев по классу. Те, кто принадлежит к высшему классу, сразу отличает своих по манере говорить, по манере держаться и по вещам, которые носит на себе человек.

В мире моды и особенно среди потребителей моды есть линия водораздела между понятиями old money и new money, “старые деньги” и “новые деньги”. Если где эти люди и пересекаются, то только на благотворительных мероприятиях. Чтоб понять, как выглядят представители “старых денег” по обе стороны океана, можно глянуть на лукбуки брендов Hackett или Brook Brothers. Ничего вызывающего, все классическое, очень добротное, связанное иногда с такими видами физической активности как гребля на байдарках, конкур, поло, хождение на парусных яхтах. Этот стиль называется preppy, то есть стиль приготовительных частных школ, появившихся в Америке после второй мировой войны. В основе стиля “преппи” лежит британская традиция одевать учеников интернатов как взрослых состоявшихся людей. Я впервые увидел это, когда в 1980 году ко мне в класс определили очередного сына иностранного дипломата, который до этого ходил в школу Harrow, которую окончили и Уинстон Черчиль, и Бенедикт Камбербэтч. Он пришёл в соломенной канотье и в пиджаке с гербом, в полосатом галстуке. Нас до этого уже приучили ходить в галстуках; я был очень тщедушным и поэтому школьную форму мне пошили на заказ, поэтому я ходил с детства в костюмах, которые бы сейчас назвались bespoke, то есть сшитые точно по меркам. Парень сразу, с первого взгляда, оценил качество и стиль, которых я придерживался в силу возрастания в нежлобской обстановке, и мы с ним задружились, потому что принюхались и поняли — мы одной крови. Я тоже рос в совсем небедной среде, у дедушек и бабушек были деньги, а у родителей должности и положение в обществе, и было всё: лошадьми моя семья занималась на Московском ипподроме, на яхте под парусом мы ходили по Истринскому водохранилищу, на горных лыжах мы катались каждую зиму на Чегете и на Эльбрусе. Но! В советском мажорстве не было какого-то шика. Или это был советский шик. Всё равно отдавало колхозом, а не Аскотом и Санкт-Морицем. Чего-то не хватало, что я нашёл у западной публики в Москве. Для меня соприкосновение с западным дипломатическим миром в детстве стало очень знаковым. Тогда я не понимал, что это всё были очень состоятельные люди даже по западным меркам. Мы же жили не то что беднее, но в других измерениях и в других ценностных координатах. И в ином стиле. Я это быстро понял, как и то, что жить волшебно и купаться в шоколаде можно при любом политическом строе, если не лезть куда не надо и не разговаривать, когда не спрашивают.

Ой, ты чего такой серьёзный?

Так кто же потребляет модную продукцию? Ту, которая устаревает к следующему сезону? А это в основном бедные люди с деньгами. Это огромная категория трудящихся, которая желает выглядеть лучше, чем они есть и чем могут себе это позволить. Кто такие “бедные люди с деньгами”? Это те, кто много зарабатывает, много платит налогов и стремится потребялть на уровне высшего слоя среднего класса. Или на уровне низшего слоя высшего класса. Это обычно так называемый креативный класс. Не те, кто работает у конвейера на заводе или пашет поле с турнепсом. Это те, кто работает в рекламных и прочих агентствах, программисты, работники всяких индустрий услуг, кто может получать неплохие выплаты и бонусы. Это создавшие какое-то своё мелкое дело вчерашние пролетарии умственного или физического труда, парикмахеры или там визажисты, владельцы малых предприятий по пошиву штор или созданию интерьеров. Они, может, и хотели бы вложить деньги в какие-то активы, которые будут приносить ещё деньги, но что-то таких немного, особенно в текущих реалиях. Лично мне вложения в Сбербанк, Русал и Газпром пока за несколько месяцев принесли одни убытки. Мелкие. Но убытки. И большой слой потребления модных товаров — это дамы с различной степенью социальной ответственности. А также детки тех мужчин, которые имеют отношения с вышеупомянутыми дамами. Это те, кто покупает остромодные вещи. Кому денег не жалко на сиюминутное. Но модные дома производят и вещи, которые, имея отличительные признаки данного дома, рассчитаны на длительный срок эксплуатации. Скажем, плащи Burberry. Или сумки, которые никогда не выходят из моды. Таких сумок всего четыре: это Hermes Birkin (и вариант Kelly), это Miss Dior, это Chanel 2.55 и Prada Galleria. Ральф Лорен попытался создать пятую культовую сумку под именем своей супруги Ricky, но пока она ещё не зашла народу. Культовых предметов одежды не так уж и много: это лоферы Tod’s, это белые тапки Lacoste, это колготки Wolford, пуховики Montblanc, кашемировые вещи от Loro Piana и Brunello Cucinelli, обувь Berluti и Repetto, платки-каре Hermes, очки Ray Ban. Можно сюда было бы добавить некоторые изделия от Cartier, такие как обручальные кольца Trinity, линейку Love с винтиками, линейку их часов Tank и Santos, а также обручальные кольца от Tiffany. Это всё вещи, которые стоят недёшево, служат очень долго и никогда не выходят из моды. А есть ещё нереально крутые вещи и изделия умерших домов, которые могут различить и заценить люди лишь одного и очень узкого круга, например, Ichthys Monte-Carlo Irene Galitzine. Или благоухать парфюмом Serge Nancel, который ни с чем не спутать, потому что ничего и близко к нему не было и уже не будет. По этим вещам сразу определяют, что ты, скорее всего, приличный человек или, по крайней мере, хочешь, чтоб тебя таковым считали. И самому научиться этому всему очень сложно, нужно, чтобы вкус к этим вещам кто-то помог привить. Как, скажем, Олег Александрович Кассини привил вкус подающей надежды хабалке Джекки Кеннеди, а Жак де Башер привил вкус немцу Карлу Лагерфельду и алжирцу Иву Сен-Лорану. Всё дело в уровне. Кто-то должен задать человеку уровень. Это очень дельная и важная мысль, которая тотальному большинству никогда не приходит в голову.

Мейсон, хочешь чего-то новенького?

Если же всё надоело, и хочется больше разнообразия, больше свежести. На кого же из творцов прекрасного обратить внимание? Я дам свой субъективный взгляд, но снабжу соображениями, почему я так думаю.

Полагаться на мнение глянцевых журналов, которые бросили россиян в такое сложное время, не стоит. Их мнение не такое уж и авторитетное, там всем заправляют люди, которые прогибаются под любую хрень: под педерастов, под расистов из BLM, под сумасшедших феминисток, под любой левацкий бред. Моё же мнение такое: красота — это когда в зобу дыханье спёрло, и слёзы накатились, и вот стоишь, шмыгая скупой мужской соплёй, и думаешь — ну мать же твою, до чего же этот гад здорово сделал, ни убавить, ни прибавить! Это как красное пальто Passage # 5, которое Джон Гальяно сделал для Дома Диор перед тем, как его, кавалера всех орденов за заслуги, вышибли из LVMH как собаку, да ещё судили, да ещё отобрали награды, да ещё зачморили, за то, что он там, будучи в хлам пьяный после трудового аццкого дня, слегка расслабился, а какая-то уличная шваль его начала подкалывать и дразнить, стебаться над сильно охмелевшим человеком. И он им что-то ответил в невменяемом состоянии, и за это последовала настоящая гражданская казнь. Я хорошо отношусь к Бернару Арно, и особенно к его сыну и невестке, нашей умничке и красотулечке Наташеньке Водяновой. Но то, как поступил Дом Диор с Гальяно — это за пределами добра и зла, и я до сих пор, спустя почти двенадцать лет, закипаю от возмущения и несправедливости. Кто из нас, нормальных людей, по пьяни не чудил? “Ой, где был я вчера, не найду — хоть убей, Только помню, что стены с обоями…” Подписываюсь под каждой бессмертной строфой Высоцкого. Я, к моей чести, тогда написал всем главредам мирового глянца письма в защиту Гальяно, это это был лишь комариный писк.

1. Джон Гальяно. Абсолютный гений, равного которому нет и, возможно, в этом столетии уже не появится. Это Моцарт и Бах от моды. Его кутюрная коллекция, весна-лето 2011, последняя перед его остракизмом. Пальто Passage # 5, гвоздь этой коллекции и вершина искусства haute couture, представляла наша девочка Оля Шерер.

В целом же по сложности изделий, представленных в коллекции, это непревзойденная сага-соитие гениального кроя и европейского ремесленничества. Гальяно некоторое время поработал у покойного уже Оскара де ла Ренты, а теперь креативный директор в парижском Доме Мартана Маржелы. (Имя “Мартин” они произносят как “Мартан”, а в фамилии ударение на последнем слоге). Я имел как-то сношение с этим домом, так работали русские люди. Хороший дом. А вот Диор, при всём моём уважении, жлобский слегка. Я много лет назад пришёл в бутик Диор в Столешниках, и хотел купить жене сумку. Она стоила 1520 долларов. А у меня было ровно полторы тысячи. Не хватало жалкой двадцатки. И тогда не было возможности позвонить и попросить перевести на карту. Короче, не продали, твари. Ну, я пошёл по соседству в Луи Вюитонн и там купил сумку, и рядышком в Эрмесе купил жене каре в подарок. А осадок от Диора неприятный остался до сих пор, лет 20 уже.

2. Вивьен Вествуд. Обожаю её. Она панк, и я был панком в ранние восьмидесятые, тусовался с панками и хиппи на Больших и Малых Гоголях. Невероятно смелая, талантливая и мастеровая. Чем хороши панки? Полным пренебрежением к принятым нормам. Её одежда сразу заявляет — я человек с фигой в кармане, и, возможно, не только камней, но и чекушкой за пазухой. В России она что-то не пошла. Оля Родионова открывала бутик в Столешниках в конце 1990-х, но что-то не задалось. А очень жаль.

3. Том Форд. Очень стильный человек. Я на него обратил внимание, когда он создал мужской запах Tom Ford for Gucci. Это были ранние 2000-е, мне привезли флакон из Милана. Я потом искал этот запах повсюду, но его сняли с производства, а тот, который должен был его повторить, выпущенный год назад, Tom Ford Ebene Fume, вовсе не то. Я никогда не был поклонником Дома Гуччи из-за из павлинистости, и Тома Форда оттуда попросили за сдержанный шик, хотя он и поднял Гуччи из перегноя. Том Форд шьёт прекрасные костюмы, но такие как я в них не влазят, и их нельзя даже подогнать в бутике по фигуре, потому что нет столько ткани в запасе. Ну что делать, если любой физической активности предпочитаю сигару и коньяк. Имею право. Но плохих, безвкусных вещей у него нет. Всё идеально, и человек он хороший.

4. Джон Варватос. Между прочим, не гей, а женатый дядька. Долго работал на каторге у Кельвина Кляйна, потом создал свой Дом. Его стиль был стилем крепких ребят, рокеров, очень добротные вещи с большим вкусом. Такие вот брутальные на вид и очень уютные в носке. Увы, разорился. Сейчас будет подниматься по новой.

5. Доменико Дольче и Стефано Габбано. Сладкая престарелая парочка очень талантливых ребят. Они иногда пересахаривали, но это лишь из коммерческих соображений, им надо было расплатиться с итальянским правительством, которому задолжали чуть ли не миллиард евро налогов. Их даже хотели посадить, но как-то поладили. В их вещах есть настоящий шик и барочная пышность. Но, как правило, им при этом удаётся удерживаться в рамках вкуса и пристойности.

6. Йоджи (Ёдзи) Ямамото. Он исследователь. Он создаёт архитектурные формы, в которых очень удобно ходить и двигаться. Это какие-то фантазии на тему синтеза европейского платья и средневековых доспехов. Коммерческие дела у него шли не очень, пока он не создал коллаборацию своего бренда Y3 с Adidas. Эти кроссовки стали мировым бестселлером. Сейчас он живёт скромно, но живёт.

7. Ульяна Сергеенко. Она уже одной ногой в Парижском синдикате высокой моды. Это место, куда попасть вообще-то нереально. Но за счёт вкуса и таланта она туда попала. У неё очень женственные платья и очень хорошие дамские сумки. Как у любого кутюрье, её Дом всё время на грани выживания. Но она русская, выживет.

8. Джорджио Армани. Человек создал свой узнаваемый стиль. Костюм или пальто от Армани ни с чем не спутаешь. В Голливуде одежда от Армани — это как униформа и фирменный стиль. Он использует особые ткани, которые больше никто не использует, и у него особый крой силуэта. Так что это дорого, качественно и очень красиво. Такой шик, который с небольшой задержкой бросается в глаза.

9. Ральф Лорен и его племянник Грег Лорен. Ральф Лорен (Лифшиц по отцу, Котляр по матери) — многостаночник. У него есть несколько линий, самая известная из которых — Polo с логотипом в виде лошади с игроком в седле. Но это для народных масс. Для приличных людей есть линия высшего, абсолютного качества Purple Label. Была еще просуществовавшая лет десять, до середины 2010-х годов линия Black Label. Вещи Purple Label выглядят как обычные костюмы или пальто только для поверхностного взгляда. Присмотревшись, можно увидеть очень дорогую фактуру ткани, а на ощупь используемые ткани вообще не похожи ни на что другое. По крайней мере я, человек с большой любовью и вкусом к текстилю, не находил ничего похожего ни у Лоро Пьяно, ни у Бриони, ни у Зеньи, ни у Дормей. Это один из немногих домов и линий, которые можно узнать не только на глаз, но и на ощупь. А племянник Грег сочетает несочетаемое. Скажем, оторвать полу у пиджака и пришить туда кусок джинсовой куртки. Вещи выглядят настоящим тряпьём, пока не увидишь, что это высокохудожественная рванина; и потом понимаешь, что это высокое произведение искусства. Цены соответствующие — пальто из лоскутков и обрывков мешковины от 4000 долларов.

10. Ирис ван Херпен. Молодая голландская тётенька, нет ещё и сорока лет. Просто девочка. Но творит вещи запредельного уровня фантазии, используя компьютерные программы. Это буквально мода, которую могли завезти на Землю инопланетяне. Ничего не могу сказать о её коммерческих успехах, не знаю, но талантище огромный и руки растут из правильного места.

Мир моды поистине колоссален, мы же обратили внимание на самых таких вот знаковых персонажей. В домах моды всё меньше и меньше смелости, всё больше и больше расчёта и политкорректности, выжигающей всё яроке и таланливое. Практически все знаковые бренды принадлежат трём холдингам — LVMH, Kering (бывшая PPR) и Richemont Group. Они живут в симбиозе с текстильными гигантами, с издательскими домами, такими как Conde Nast, и с розничными сетями, такими как Neiman Marcus или Saks 5th Avenue. Возможно, таланты многих людей, таких как Демна Гвасалия или Хуссейн Чалаян, проявились бы больше, дай им больше свободы, ресурсов и возможностей экспериментировать. Но вот пока есть то, что есть. Но и этого достаточно для того, чтобы сделать свою жизнь произведением искусства.

Источник: argumenti.ru